Замечательный поэт Николай Шаталовский .
Писал незамысловатые ,но сильные стихи.
И человек был очень светлый.
Умер в 2013 году.
Мало кто о нем знает,а вот этот бомж наизусть шпарит.
Друзья! Заранее прошу прощенья,
Быть может и не время вспоминать,
А я вот вспомнил, вспомнил все мгновенно:
Деревню нашу, дом, отца и мать.
Отец и мать мне часто говорили:
Сыночек, милый, к Богу обратись!
И ежедневно обо мне молились,
Но я любил совсем иную жизнь.
Вино, друзья и сотни развлечений
Мне ослепили сердце и глаза,
И ослепленный, с диким наслажденьем,
Смотрел я в рюмку, но не в небеса.
Молитвы для меня страшнее ада были,
О Боге я и слышать не хотел.
Летели дни, я жил в грязи и пыли,
И думал я, что это мой удел.
Мне не забыть, наверное, во веки
Тот страшный день - отец мой умирал.
Из материнских глаз слез вытекали реки,
А я стоял хмельной и хохотал:
Ну, где же Бог твой, что ж он не спасает?
Он исцелитель, что ж ты не встаешь?
Без Бога также люди умирают,
И ты, отец, как все в земле сгниешь.
Он улыбнулся и сказал сердечно:
Я жив еще, сынок, а ты мертвец.
Но знай, ты мертвецом не будешь вечно,
И скоро воскресит тебя Творец.
Отца похоронили, мать молилась,
Втройне молилась о моей душе.
Потоки слез, что за меня пролились,
Я буду помнить до кончины дней.
Ну а тогда я думал по- другому,
Была противней мать мне с каждым днем.
И вот однажды я ушел из дома
Глубокой ночью, словно вор, тайком.
Тогда вскричал я: вот она, свобода!
Теперь я волен в мыслях и делах!
Не знал тогда я то, что жизнь - болото,
Вступил на почву и увяз в грехах.
И жизнь меня как щепку закружила
В водовороте суеты и зла.
Сначала хорошо кружиться было,
Но вскоре закружилась голова.
И вскоре стал ужасной страшной мукой
Мне каждый круг и каждый оборот,
Я волю напрягал, свой ум, до боли руки
Но жизнь - водоворот, водоворот...
Вино - источник зла и всяческих лишений,
Ужасный круг, он многих погубил.
О, если б жизнь моя могла начаться снова,
Свою б я жизнь так рано не сгубил.
Круг развлечений, в золото одетый!
Как ярок он, меня он ослепил!
Я был слепцом, не видел рядом света,
И в страшном мраке по теченью плыл.
И кто же мог спасти меня от смерти,
От всех грехов влекущих так на дно?
Не человек, поверьте мне, но кто же?
Отвечу я: так Богу суждено.
Метался я, не находя ответа,
И вот однажды летом, в сильный дождь,
На улице я друга детства встретил.
Увидев земляка, почувствовал я дрожь,
Предстал передо мною милый образ,
Глаза печальные и полные от слез.
Забилось сердце, задрожал мой голос,
И вырвались бездушные слова:
- Ну, как там мать, меня хоть вспоминает?
Наверное, давно уж прокляла?
Хочу заехать все, но времени не хватает,
Сам понимаешь - то работа, то дела.
- Дела, работа? Помогал бы лучше,
Твои дела не трудно угадать.
Я расскажу тебе, но только сердцем слушай,
О том, как позабыла тебя мать.
Когда ты скрылся, мать твоя от горя
Вся поседела - ведь тобой жила-
И каждый день, с невзгодой лютой споря,
Шла на распутье и тебя ждала.
И руки простирала свои к небу,
Молилась во имя пролитой крови,
Она стояла, влитая в дорогу,
Столпом надежды, веры и любви.
Ну, а когда стоять была не в силах,
Когда она совсем в постель слегла,
Она кровать к окну подвинуть попросила,
Смотрела на дорогу и ждала.
Его слова стремительным порывом, Сорвали равнодушье враз.
Я задрожал и прошептал пугливо:
- Скажи, она жива еще сейчас?
- Не знаю, уезжал - еще дышала,
В бреду шептала те же все слова:
«Сыночек, милый, ты пришел? Я знала»,
А ты - работа, говоришь, дела.
Я побежал, подстегнутый как плетью
Одним желаньем жгучим, как огнем.
Увидеть мать не опоздать бы,
Упасть пред ней, раскаяться во всем.
Вокзал и поезд и одно лишь слово
В висках стучало молота сильней,
Хотел не думать, но напрасно, снова
Твердил я лишь одно: скорей, скорей!
Вот поезд встал, я вышел из вагона,
Меня трясло и что-то жгло в груди,
И я ступил дрожащей страшной тенью
От пламени горящего в груди.
Знакомая дорога и деревья,
И только незнакомый сердца стук.
Вот кладбище, за кладбищем - деревня.
Могилы... И отца я вспомнил вдруг.
И ноги как - то сами повернули,
И, в тишине зашелестев листвой,
Меня к его могиле потянуло
Заросшей и заброшенной тропой.
Я шел, до боли напрягая зренье.
Склоненные березы. Значит - здесь.
Впервые в жизни стал я на колени,
Прижав к щеке холодный, мокрый крест.
- Отец! Прости бездумную ошибку!
Ты прав, ты жив, я слышу шепот губ.
Стоишь ты, предо мной твоя улыбка,
А я - зловонный мерзкий труп.
Но я заботой и любовью к маме
Сотру все прошлое, клянусь, отец, тебе,
И ты живой, ты будешь в сердце снова.
А если...? если мать уже в земле?
И сердце снова бешено забилось,
Я оглянулся - тьма, ни зги кругом.
И вдруг луна окрестность осветила,
И я увидел рядом свежий холм.
И лишь луна и звезды только знают,
Как я со стоном на могилу пал,
И мамин холмик обнимал, рыдая,
И землю по - сыновни целовал.
- Ты слышишь, мамочка! Прости, родная,
Но только не молчи, открой уста.
Давай молиться вместе, дорогая,
Встань, мама, и прости меня.
Вы, сыновья, забывшие о Боге,
Взгляните на молящуюся мать,
И встаньте рядом, чтоб в своей дороге
Вам эти слезы не пришлось пожать.
